Интервью
Александр рапопорт & вероника чурсанова

Две грани счастья

Есть такое известное латинское выражение —
«Per aspera ad astra» — «Через тернии к звездам».
Пожалуй, таков путь каждого человека на Земле. Вот только многие ли могут, преодолев преграды, добраться до своей звезды?

Судьба не пожалела терний для моего собеседника. Не на одну персону хватило бы. А все досталось ему — Александру Рапопорту.

Он родился в Болгарии, свидетельство о рождении получил в Грузии, вырос в России… Покинул страну Советов, прошел пешком пол-Европы, остался жить в Нью-Йорке…

Да что там география! О терниях его судьбы можно написать захватывающий роман. И сегодня он — доктор, который играет на сцене и в кино. Актер, который помогает людям выйти из сложных жизненных ситуаций. Тренер, который ведет своих учеников к их собственным звездам…
Вероника:
Александр, я так и не решила, какую из Ваших профессий поставить на первое место. Кто Вы в первую очередь — актер или психолог? Или обе ипостаси для Вас равноценны?
Александр:
По профессии я врач-психотерапевт. Подчеркиваю — врач-психотерапевт. Сегодня сплошь и рядом «психотерапевтами» себя именуют люди, которые закончили «какие-то курсы», прочитали «какие-то книги»… Но разве этого достаточно? Я думаю, что психотерапевт по крайней мере должен знать, как человек устроен. Самый простой путь — это классическое образование, и благодаря медицинскому институту оно у меня есть.

К тому же в течение всей жизни я постоянно учился — и в России, и в Америке. У самых лучших экспертов в области психотерапии: В. Е. Рожнов, Г. С. Васильченко, А. Эллис, А. Бек, А. Лазарус, А. Лоуэн, Б. Трейси, Д. Грей… и многие другие.

Но это только одна сторона ответа…
Я мечтал быть актером с тех пор, как себя помню.
Вероника:
А вторая?
Александр:
Вторая… Я мечтал быть актером с тех пор, как себя помню. Но отец и мама хотели видеть меня врачом. Я рос в семье, где все любили друг друга и заботились о том, чтобы никому не было плохо, поэтому мне не хотелось обижать родителей. И я решил поступить в мединститут. А там видно будет! Но… Я не любил, не люблю и, видно, уже никогда не полюблю медицину. Но не медицину как науку, а «ремеслуху», используемую отнюдь не по его настоящему — святому — предназначению.

Один из моих персонажей, Президент Дельбек (спектакль «Отель двух миров» по пьесе Э. Шмитта) говорит об этом так: «В сегодняшней медицине работают не профессионалы, а варвары, обладающие информацией». Конечно, это не исключает большого количества достойных врачей. Но таковыми, к сожалению, являются далеко не все эскулапы.

Я же убежден, что в медицине имеет право работать только тот, кто не чувствовать боль другого человека, как свою, просто не может.
Психотерапия и актерское мастерство — это две грани одной профессии.
Вероника:
И в психотерапии в том числе?
Александр:
Конечно, причем еще в большей степени! Именно поэтому я и выбрал эту специальность. А также потому, что я абсолютно уверен: психотерапия и актерское мастерство — это две грани одной профессии.

Я вижу себя неким режиссером, который предлагает клиенту — как актеру! — определенную роль, вписанную в пьесу его жизни. А затем ставит задачу, исходя из этой роли. Поэтому в этих профессиях нет ни первичного, ни вторичного. Это равнозначные части — во всяком случае, для меня.
Я не отказался от мечты. Мечта была рядом. Она трансформировалась в цель.
Вероника:
Тогда получается, что, даже отказавшись от мечты стать актером, Вы не свернули со своего пути?
Александр:
Ни в коем случае не свернул! Потому что от мечты не отказывался. Мечта была рядом — она трансформировалась в цель. Ведь мечта может оставаться мечтой бесконечно, а цель предполагает достижение…

С самого первого дня я играл в институтском вокально-инструментальном ансамбле и в драматической студии, которую вел ставший впоследствии знаменитым актер Петр Вельяминов. Я лез на сцену любыми путями. Везде, где только мог — в школе, в институте, в России, в Америке…
Вероника:
И все-таки это не было профессией…
Александр:
А знаете, вопрос профессионализма зависит не только от факта образования, но еще и от факта отношения к профессии. Приведу пример. Ко мне обращаются клиенты, и бывает, что по каким-то причинам я не могу их принять. И я направляю их к одному (только одному!) человеку.

Он по образованию не является ни врачом-психотерапевтом, ни психологом. Это известный тележурналист Андрей Максимов. Но с моей точки зрения он имеет абсолютное право консультировать.

Во-первых, он очень любит людей. Чувствует боль других людей, как свою. Кроме того, он философ. Писатель. Человек, который умеет слушать и слышать. Он всегда сопричастен, он умеет сопереживать. Да, специального образования он не имеет. Но он классный профессионал! Что можно сказать далеко не обо всех, кто имеет соответствующую теме «корочку».
Вероника:
Тогда где же профессионалом стали Вы?
Александр:
На этот вопрос нет однозначного ответа.

Я не могу с абсолютной точность определить, где я прошел более профессиональную школу — в Пермском мединституте, в кружке потрясающего актера и режиссера Петра Вельяминова, или на киносъемочных площадках (уже после всех моих университетов и образований, когда я просил партнеров давать мне рекомендации и делать замечания).

В легендарной школе «Lee Strasberg School» в Нью-Йорке или на сцене московского театра «Современник»… Хотя, скорее всего, в «Современнике» — в большей степени.

Но, безусловно, каждый опыт, каждое обучение внесло свою лепту. Так что ответ логично сформулировать так: стать профессионалом мне помогло все вместе. Вообще в жизни все устроено не просто и не линейно.
Я люблю людей — и любил всегда. Может быть, это идет из детства, из родительской семьи, где все любили друг друга.
Когда я вижу, что люди ссорятся, я говорю одно — ребята, будьте добрее! Старайтесь услышать друг друга. Правда — она ведь у каждого своя.
Вероника:
Александр, в Вашей жизни вообще многое было очень непросто. В ней так или иначе отражались поступки тех, кто лгал, завидовал, трусил, лицемерил, предавал. И тем не менее Вы сохранили любовь к людям…
Александр:
Это так. Я люблю людей — и любил всегда. Может быть, это идет из детства, из родительской семьи, где все любили друг друга. Меня там все время хвалили. Это не значит, что не ругали. Конечно, ругали за какие-то конкретные проступки! Но я точно знал — меня любят.

И теперь, когда я вижу, что люди ссорятся, я говорю одно — ребята, будьте добрее! Будьте добрее. Старайтесь услышать друг друга. Правда — она ведь у каждого своя. Смотрите: если человек говорит вам нечто для вас неприятное — первая мысль ему возразить, так? Но ведь почему-то он так говорит. Значит, он так думает! И получается, что он — со своей стороны — наверное, тоже в чем-то прав.
Вероника:
У каждого свои «тараканы»? Свои ангелы и демоны?
Александр:
Давайте разберемся. Допустим, Вы сказали мне что-то неприятное…
Конечно, я не хочу с этим соглашаться. Но Вы же почему-то это сказали! Возможно, Вы хотели просто меня задеть. Но опять же — зачем-то Вам это нужно! Хотя чаще всего человек говорит неприятные вещи просто потому, что он именно так и думает.

А почему он так думает? Вот это и важно понять. Например, его может раздражать человек, который сделал то, чего не сделал он сам.

Когда я делал первые шаги в актерской профессии, мне звонили люди, которые в общем хорошо ко мне относились, и говорили — слушай, Александр, но если ты артист, то куда девать Янковского? Леонова? А я отвечал — а почему не могут существовать в одной профессии и Янковский, и Леонов, и Рапопорт?

Или когда я начал записывать диски, мне говорили — ну вот, давайте сейчас все начнем петь! Я не испытывал радости от таких замечаний, но тем не менее понимал, что человека это почему-то раздражает. Может быть, потому, что я это сделал, а он — нет.

Сегодня все это позади. Я приезжаю в Нью-Йорк, и от этих же людей слышу: «Саша, какой ты молодец, ты же всегда этого хотел! И я всегда говорил — смотрите на Сашу Рапопорта!» Но я-то помню, как было на самом деле… Только я им этого не скажу. Почему? Такой «справедливый» вопрос не приведет к конструктивной беседе. Возникнет раздражение и отгороженность. А это не моя цель. Я хочу сближения, а не разъединения. Вот и все.
Вероника:
А почему он так думает?
Александр:
Вот это и важно понять. Например, его может раздражать человек, который сделал то, чего не сделал он сам.

Когда я делал первые шаги в актерской профессии, мне звонили люди, которые в общем хорошо ко мне относились, и говорили — слушай, Александр, но если ты артист, то куда девать Янковского? Леонова? А я отвечал — а почему не могут существовать в одной профессии и Янковский, и Леонов, и Рапопорт?

Или когда я начал записывать диски, мне говорили — ну вот, давайте сейчас все начнем петь! Я не испытывал радости от таких замечаний, но тем не менее понимал, что человека это почему-то раздражает. Может быть, потому, что я это сделал, а он — нет.

Сегодня все это позади. Я приезжаю в Нью-Йорк, и от этих же людей слышу: «Саша, какой ты молодец, ты же всегда этого хотел! И я всегда говорил — смотрите на Сашу Рапопорта!» Но я-то помню, как было на самом деле… Только я им этого не скажу.
Вероника:
Почему?
Александр:
Такой «справедливый» вопрос не приведет к конструктивной беседе. Возникнет раздражение и отгороженность. А это не моя цель. Я хочу сближения, а не разъединения. Вот и все.
Вероника:
Александр, я думаю, что человек с такой философией достиг ощущения гармонии — с самим собой, с миром, с окружающими людьми. А в какой момент Вы почувствовали, осознали — вот оно! Есть!
Александр:
Ощущение гармонии появилось не сразу. Я уже говорил — сколько себя помню, мечтал стать актером. Но мой отец, который сам сначала был актером, не хотел, чтобы я выбрал эту стезю. Причем он считал, что у меня есть талант. Однако это ничего не меняло — тогда актерство не было ни «уважаемой», ни хорошо оплачиваемой профессией. А вот врач — другое дело. И я пошел ему навстречу.

Но меня эта мысль — точнее, моя несбывшаяся мечта — жрала изнутри каждую секунду моей жизни. Каждую! Я понимал, что все равно хочу это делать. А если человек чего-то хочет, то не сделать этого он не может! В худшем случае он просто сожрет себя изнутри. Я знал, что настанет день, и я все равно стану актером… И вот я — актер.
Вероника:
Александр, в Вашей жизни вообще многое было очень непросто. В ней так или иначе отражались поступки тех, кто лгал, завидовал, трусил, лицемерил, предавал. И тем не менее Вы сохранили любовь к людям…
Александр:
Это так. Я люблю людей — и любил всегда. Может быть, это идет из детства, из родительской семьи, где все любили друг друга. Меня там все время хвалили. Это не значит, что не ругали. Конечно, ругали за какие-то конкретные проступки! Но я точно знал — меня любят.

И теперь, когда я вижу, что люди ссорятся, я говорю одно — ребята, будьте добрее! Будьте добрее. Старайтесь услышать друг друга. Правда — она ведь у каждого своя. Смотрите: если человек говорит вам нечто для вас неприятное — первая мысль ему возразить, так? Но ведь почему-то он так говорит. Значит, он так думает! И получается, что он — со своей стороны — наверное, тоже в чем-то прав.
Вероника:
У каждого свои «тараканы»? Свои ангелы и демоны?
Александр:
Давайте разберемся. Допустим, Вы сказали мне что-то неприятное…
Конечно, я не хочу с этим соглашаться. Но Вы же почему-то это сказали! Возможно, Вы хотели просто меня задеть. Но опять же — зачем-то Вам это нужно! Хотя чаще всего человек говорит неприятные вещи просто потому, что он именно так и думает.

А почему он так думает? Вот это и важно понять. Например, его может раздражать человек, который сделал то, чего не сделал он сам.

Когда я делал первые шаги в актерской профессии, мне звонили люди, которые в общем хорошо ко мне относились, и говорили — слушай, Александр, но если ты артист, то куда девать Янковского? Леонова? А я отвечал — а почему не могут существовать в одной профессии и Янковский, и Леонов, и Рапопорт?

Или когда я начал записывать диски, мне говорили — ну вот, давайте сейчас все начнем петь! Я не испытывал радости от таких замечаний, но тем не менее понимал, что человека это почему-то раздражает. Может быть, потому, что я это сделал, а он — нет.

Сегодня все это позади. Я приезжаю в Нью-Йорк, и от этих же людей слышу: «Саша, какой ты молодец, ты же всегда этого хотел! И я всегда говорил — смотрите на Сашу Рапопорта!» Но я-то помню, как было на самом деле… Только я им этого не скажу. Почему? Такой «справедливый» вопрос не приведет к конструктивной беседе. Возникнет раздражение и отгороженность. А это не моя цель. Я хочу сближения, а не разъединения. Вот и все.
Вероника:
Александр, я думаю, что человек с такой философией достиг ощущения гармонии — с самим собой, с миром, с окружающими людьми. А в какой момент Вы почувствовали, осознали — вот оно! Есть!
Александр:
Ощущение гармонии появилось не сразу. Я уже говорил — сколько себя помню, мечтал стать актером. Но мой отец, который сам сначала был актером, не хотел, чтобы я выбрал эту стезю. Причем он считал, что у меня есть талант. Однако это ничего не меняло — тогда актерство не было ни «уважаемой», ни хорошо оплачиваемой профессией. А вот врач — другое дело. И я пошел ему навстречу.

Но меня эта мысль — точнее, моя несбывшаяся мечта — жрала изнутри каждую секунду моей жизни. Каждую! Я понимал, что все равно хочу это делать. А если человек чего-то хочет, то не сделать этого он не может! В худшем случае он просто сожрет себя изнутри. Я знал, что настанет день, и я все равно стану актером… И вот я — актер.
Счастье — это когда ты занят тем, чем хочешь, когда рядом с тобой находятся те, кого ты хочешь видеть рядом с собой, а также когда ты физически и психически здоров, и значит, можешь пользоваться этим.
Александр:
А что Вы, Вероника, думаете о гармонии и счастье?

Я полагаю, что счастье — это когда ты занят тем, чем хочешь, когда рядом с тобой находятся те, кого ты хочешь видеть рядом, и ты здоров физически и психически, а значит, можешь с удовольствием пользоваться всем этим.
Вероника:
Согласна. Классное определение.
Александр:
Первый раз я это внятно ощутил, когда записал свою первую песню. Мы сделали запись в профессиональной студии. Витя Рябина, руководитель оркестра в одном из нью-йоркских ресторанов, подошел ко мне и говорит — я смотрю, у тебя душа поет, давай тебя запишем. И мы взяли и записали… Вот тогда я и ощутил себя счастливым человеком.

Сейчас я счастлив каждую секунду моей жизни. Конечно, и у меня случаются «проскачки» — я же живой человек. Но я счастлив, потому что занимаюсь тем, чем хочу. Общаюсь с людьми, которые мне нравятся. Вообще-то я имею дело с большим количеством людей, и если кто-то из них вызывает у меня меньшее желание общаться…
Вероника:
Вы исключаете его из своего круга общения?
Александр:
Нет. Я стараюсь продолжать общаться — и нахожу в этом удовольствие. Я считаю, что один шанс нужно давать каждому человеку, даже если он ошибся, поступил неправильно, нехорошо… Один шанс — обязательно. Каждому.

Использует он его или нет — уже его выбор. Чаще всего отношения сохраняются. Знаете, сколько человек я «вытер» из своей жизни? Только трех. Это были люди, которые четко объявили мне: они понимают, что делают неправедные вещи, но будут продолжать делать это и дальше. Им был дан шанс — они его не использовали…

Их было всего трое — из многих тысяч. Среди тех, с кем я общаюсь, есть огромное число людей, с которыми мы могли отношения прекратить, но мы их сохранили. Потому что всегда можно договориться о взаимных интересах.
Вероника:
Александр, Вы прошли много испытаний.
Каждый мой шаг был абсолютно необходим. Без него не было бы меня — того, какой я есть сегодня.
Вероника:
Лишение свободы, прощание с Родиной, когда в силу известных причин Вы уехали из России в Америку… Все эти крутые повороты Вашей жизни — они тормозили движение к цели, мешали Вам — или все равно были гармоничной частью пути?
Александр:
Прежде всего уточним — я не уехал из России в Америку. Я ушел. Именно ушел в прямом смысле этого слова. Потому что мой переход границы был, мягко говоря, специфичным. Я вошел в Европу с младшим сыном — Кириллом, и мы прошли сначала с ним, а потом втроем (с женой Люсей) 9 стран Европы. Позже мы с женой попали в Америку, а сын остался в Испании — ему не дали американскую визу… Думали — на месяц-другой, а оказалось, что мы расстались на целых 6 лет.

Каждый мой шаг был абсолютно необходим. Без него не было бы меня — того, какой я есть сегодня.

Если бы я тогда просто улетел из Москвы в Нью-Йорк, то не было бы этих скитаний по Европе, выживания, голодухи, пения на улицах (на Кертнер-Штрассе в Вене)… Не было бы Америки с моей работой в такси. Не было бы очень многих вещей. Многих людей и ситуаций. Не было бы таких отношений с моими близкими людьми — с моей женой, которая прошла со мной весь этот путь (кстати, я женат на ней с 18 лет!). С мамой моей 93-летней… Вот отца уже нет — он ушел раньше. И не было бы становления моих детей, моего внука — Александра Второго. Я считаю: все, что со мной произошло — все легло в одну строку.

Нет ничего случайного. И моя клиническая смерть, и тюрьма, и голодуха… Все было нужно. Зато сейчас я счастлив. Общаюсь с кем хочу. Чего не хочу, то не делаю. Может быть, это даже важнее — не делать то, что не хочешь, чем делать то, что хочешь!

Не знаю, популярно это будет звучать или нет… Меня часто спрашивают — вот ты жил в Америке. А я отвечаю — почему «жил»? Я и сейчас живу. Точнее, я живу в самолете между двумя континентами. И мне это нравится. Меня зовут на какие-то программы, я хочу — соглашаюсь, не хочу — отказываюсь. Хочу — даю интервью, не хочу — не даю… Но знаете, Вероника, я открыт. Я всегда готов отвечать на вопросы, мне только важно, чтобы мои ответы донесли до аудитории без искажений.
Вероника:
Александр, это я Вам обещаю! Спасибо за интересное общение. Последний — в этом интервью — вопрос.

Представьте, что Вы сегодняшний встретились с 17-летним Сашей Рапопортом. Что бы Вы ему сказали?
Александр:
Я бы сказал ему то, что часто повторяю и себе, и другим людям…

Всё имеет свою внутреннюю скорость. И если 9 беременных женщин собрать вместе, ребенок через месяц не родится.

Идея должна созреть. Отсюда вывод — никто никуда не торопится!
Идея должна созреть.
Отсюда вывод — никто никуда не торопится!
Made on
Tilda